— Такое деяние за пределами моих возможностей. Драконов так мало. Мы слышим всего нескольких. Сделай так, чтобы я мог ему помочь. Придумай.
— Да почему ты называешь его драконом, Юнона и Юпитер!
— Потому что он дракон.
— Ладно, — сказала Электра. — Пожалуй, на сегодня с меня хватит.
Она широко шагала по коридору и с трудом удерживалась, чтобы не пнуть какого-нибудь робота-уборщика, да так, чтобы тот пролетел и вмазался в стену, теряя детальки. Она вышла из прохладных недр… пещеры? грота? в состоянии растерянного изумления, мысли путались, но спустя пару минут отдышалась, в голове прояснилось и ее охватило бешенство. Какого же дьявола! Мало бардака в Сенате, врага на границах, свалившегося на нее флота и управленческих проблем, мало того, что собственный траур по жениху пришлось целиком истратить на работу — так еще эта бледная моль будет говорить загадками, напускать туман, вместо того чтоб выразиться просто и ясно. Фокусы показывать!
Хуже того. Оказалось, что войдя к инопланетнику, Электра забыла включить запись с чипа. Воспоминания о разговоре таяли и ускользали, как сон после резкого пробуждения, а подкрепить их видеозаписью теперь невозможно. Вот идиотка! Снова!
Сочувствие, которое она вчуже испытывала к пострадавшему от действий ее соотечественников беженцу, растаяло как дым. Это из-за него такой живой и золотой Люций лежит в ледяном гробу, фактически мертвый, из-за него она, Электра, стала преступницей.
Хорошо, из-за него — лишь отчасти. И все равно — ужасно несправедливо, что Люций почти мертв, а этот неживой чужак дышит. Первый приступ злости схлынул и она начала привычно анализировать, что же ее так взбесило. Разговоры о времени вообще и пренебрежение ее собственным? Пустая многозначительность? Рассуждения о превосходстве чьей-то жизни? Допустим, этические представления тайи могут быть какими угодно, о человеческих они имеют права не знать. Тем более, знакомы с нами не с лучшей стороны. Свободное владение языком, вероятно, не предполагает возможности легко оперировать нашими понятиями.
А может быть, вся эта злость — чтобы случайно не задуматься о главном? О гекатомбе.
Она закрылась в личном отсеке, залезла с ногами в кресло, уставилась в иллюминатор. Сейчас показывали восточное полушарие, разделенное терминатором строго пополам: половина бело-голубая, половина черная с золотом.
На флоте нашлись бы желающие отдать жизнь за адмирала, не два десятка и не три. Но в бою, героически прикрывая собой, не под холодными руками ксеноса. Добровольцы… Были еще арестанты с Луны, уже лишенные всяких прав, и не ею, а сенатом. Если бы судьба была милосердна и среди них оказалась пара дюжин настоящих, не заслуживающих снисхождения преступников.
Если нам не суждено потерять Рим без боя, то очень скоро придется принимать именно такие решения. Отправлять людей в самоубийственные атаки, жертвовать одним кораблем, чтобы другие прошли к вражескому флагману, оставлять на гибель арьергарды, чтобы остальные могли отступить и перегруппироваться. История полна таких примеров. И все же есть принципиальная разница между гибелью солдата в бою и быка на кровавом алтаре.
Неужели для того, чтобы флот сдвинулся из Авлиды, до сих пор нужно приносить кого-то в жертву?
Сколько смертей сейчас будет. Героических. Трагических. Случайных. Под дружеским огнем. Не дождавшись подкрепления. В результате неверно отданных приказов командования. А что творится в уже потерянных системах? Дважды сегодня ей предложили подумать о стоимости жизни одного против стоимости жизни многих: Квинт жестоко, но метко сказал о школьниках Золотого Марселя. Нельзя сейчас позволить себе стоять и сомневаться. Надо действовать.
Она быстро, пока не одумалась, кинула Квинту запрос. Его служба должна уже была обработать досье всех арестантов.
«Слушаю».
«Квинт, вы можете пометить анкеты тех людей, из вывезенных с Луны, которые по-настоящему опасны для общества? Преступников…. нет, простите, не так. Опасны для общества и бесполезны для нас».
На самом деле она хотела сейчас получить список пленных, ранжированный по индексу Рема. К сожалению — или к счастью — эта строго конфиденциальная информация не была доступна ни ей, ни флотской безопасности.
«Я не совсем понимаю. Сумасшедших?»
«Которых закатали туда не за убеждения, странности или военный мятеж, а за бытовые убийства, например? Наверное, ваша служба уже разметила их всех. Или там нет таких?»
«Отчего же, есть. Мы поставили метки на все досье и слили их в базу, можете сами сформулировать запрос через алгоритмы. Хотите их вернуть на Луну?»
«Хочу убедиться, что никого важного не пропустила».
Солгав, она поморщилась, потом одновременно запустила в базу запрос, развернула себе перед носом экран и вызвала на него записи видео из тюремного блока «Кроноса». Это был стандартный отсек с помещениями, рассчитанными каждое на одного человека, но двери запирались только у обладателей красной метки в досье. Естественно, в камерах почти никто не сидел. В большой рекреации, где безопасность справилась установить какие-то кресла и пару фикусов, клубились люди, окружив — ах, знакомые лица — группу ксенологов, которые участвовали в рабочем совещании днем. Квинт, оказывается, не подумал их перевести куда-то еще, а просто снабдил личными устройствами связи, и теперь весь тюремный блок наслаждался новостями. А их родные и знакомые — бесчисленными селфи на фоне интерьера ее военного корабля. Стало примерно понятно, каким путем сведения о Махайроде на борту распространились по всему флоту. Тоговое радио, как справедливо заметил Конрад — неотъемлемая римская скрепа, а римская безопасность привыкла работать с алгоритмами, а не с людьми.
Страшно подумать, в каком состоянии мы сейчас войдем… как там сказал этот белобрысый инопланетный палочник. Во время возможностей. Время, когда алгоритмы будут не в состоянии помочь нам.
Бывшие узники лунной крепости беседовали, прохаживались, кто-то уже напечатал шахматы и еще какие-то игры, столы в рекреации сдвинули. Вот что-то оживленно вещает Тит Фуррий, воздев палец к потолку. Но лица у большинства людей растерянные, со слабой мимикой, будто замороженные. По-хорошему, к этим людям следовало бы направить команду психологов, подумала она и тут же себя одернула. Боги, о чем это я. Психологов. Я выбираю, кому умереть, а кто еще поживет.
Она переключилась на происходящее в запертых камерах. Вот человек лежит на койке лицом к стене. Доминик Квирин, убийца своей жены и ребенка. В его деле написано, что повредил шаттл, в котором летела его семья. Вину отрицает, но данные с чипа… Электра вчиталась. Косвенные данные. Экстракция чипа, которая позволила бы получить точные сведения, не допускается законами ни при каких обстоятельствах, это полное табу. Поэтому, должно быть, и средств технических для этого нет, как говорил Конрад. Вот рыжеволосая женщина сидит совсем неподвижно. Констанция Лициния, террористка, серия взрывов в общественных учреждениях. Вот упорно отжимается немолодой мужчина. Друз Сципион, сознательно сжег несколько сотен гектаров драгоценного леса со всеми его обитателями на терраформированной Степи. Как указано в деле — «в рамках ролевой игры с элементами исторической реконструкции».
Все это бесполезно, подумала Электра.
Если она не смогла сказать подчиненному, зачем ей пленные, то как объяснит очнувшемуся Люцию груду мертвых тел? Если еще палочник не обманул. Как ему потом жить, зная, чем куплена его жизнь? Как он посмотрит потом на нее? Будь она на его месте, разве смогла бы она продолжать его любить, придя в себя среди принесенных ей в жертву мертвецов? Но как ей жить в мире, где нет больше Люция… Понимая, что могла его вернуть, да не захотела.
А как же человечество? Человечеству нужен адмирал, без него войны не выиграть. А террористы, детоубийцы и разрушители — они-то нам зачем.
